Сергей Есенин - цитаты и высказывания

Кого жалеть? Ведь каждый в мире странник — Пройдет, зайдет и вновь оставит дом.

Оживило тепло, Озарил меня свет. Я забыл, что прошло И чего во мне нет.

Шум и гам в этом логове жутком, Но всю ночь напролёт, до зари, Я читаю стихи проституткам И с бандитами жарю спирт.

Не гляди на ее запястья И с плечей ее льющийся шелк. Я искал в этой женщинесчастья, А нечаянно гибель нашел.

Милый, милый, смешной дуралей, Ну куда ты, куда ты гонишься?

Ах, как много на свете кошек, Нам с тобой их не счесть никогда. Сердцу снится душистый горошек, И звенит голубая звезда. Наяву ли, в бреду иль спросонок, Только помню с далекого дня — На лежанке мурлыкал котенок, Безразлично смотря на меня. Я еще тогда был ребенок, Но под бабкину песню вскок Он бросался, как юный тигренок, На оброненный ею клубок. Все прошло. Потерял я бабку, А еще через несколько лет Из кота того сделали шапку, А ее износил наш дед.

Что ж вы ругаетесь, дьяволы? Иль я не сын страны? Каждый из нас закладывал За рюмку свои штаны.

Глупое сердце, не бейся. Все мы обмануты счастьем, Нищий лишь просит участья... Глупое сердце, не бейся.

Все мы порою, как дети. Часто смеемся и плачем: Выпали нам на светеРадости и неудачи.

Ведь и себя я не сберег Для тихой жизни, для улыбок. Так мало пройдено дорог, Так много сделано ошибок.

Далекие милые были!.. Тот образ во мне не угас. Мы все эти годы любили, Но, значит, Любили и нас.

У собратьев моих нет чувства родины во всем широком смысле этого слова, поэтому у них так и несогласованно все. Поэтому они так и любят тот диссонанс, который впитали в себя с удушливыми парами шутовского кривляния ради самого кривляния.

Чужда и смешна мне сия мистика дешевого православия, и всегда—то она требует каких—то обязательно неумных и жестоких подвигов.

Она придет, даю тебе поруку. И без меня, в ее уставясь взгляд, Ты за меня лизни ей нежно руку За все, в чем был и не был виноват.

Что отлюбили мы давно, Ты не меня, а я — другую, И нам обоим все равно Играть в любовь недорогую.

Неповторимы ты и я. Помрем — за нас придут другие. Но это все же не такие — Уж я не твой, ты не моя.

О любви в словах не говорят, О любви вздыхают лишь украдкой, Да глаза, как яхонты, горят.

Жить — так жить, Любить — так уж влюбляться. В лунном золоте целуйся и гуляй. Если ж хочешь мертвым поклоняться, То живых тем сном не отравляй.

Восхищаться уж я не умею И пропасть не хотел бы в глуши, Но, наверно, навеки имею Нежность грустную русскойдуши.

Так чего же мне её ревновать. Так чего же мне болеть такому. Наша жизнь — простыня да кровать. Наша жизнь — поцелуй да в омут.

Про волнистую рожь при луне По кудрям ты моим догадайся. Дорогая, шути, улыбайся, Не буди только память во мне Про волнистую рожь при луне.

Не буди того, что отмечталось, Не волнуй того, что не сбылось, — Слишком раннюю утрату и усталость Испытать мне в жизни привелось. И молиться не учи меня. Не надо! К старому возврата больше нет. Ты одна мне помощь и отрада, Ты одна мне несказанный свет.

Пусть твои полузакрыты очи, И ты думаешь о ком—нибудь другом, Я ведь сам люблю тебя не очень, Утопая в дальнем дорогом.

Я средь женщин тебя не первую, Немало вас. Но с такой вот, как ты, со стервою Лишь в первый раз...

Глядел скромный из самых скромных. Он вроде сфинкса предо мной. Я не пойму, какою силой Сумел потрясть он шар земной? Но он потряс…

Сила железобетона, громада зданий стеснили мозгамериканца и сузили его зрение. Нравы американцев напоминают незабвенной гоголевской памяти нравы Ивана Ивановича и Ивана Никифоровича. Как у последних не было города лучше Полтавы, так и у первых нет лучше и культурней страны, чем Америка.

Этот пыл не называй судьбою, Легкодумна вспыльчивая связь,— Как случайно встретился с тобою, Улыбнусь, спокойно разойдясь.

В грозы, в бури, в житейскую стынь, при тяжёлых утратах и когда тебе грустно, казаться улыбчивым и простым — самое высшее в миреискусство.

Загорелася кровь Жарче дня и огня. И светло и тепло На душе у меня.

Чтоб за все за грехи мои тяжкие, За неверие в благодать — Положили меня в русскойрубашке Под иконами умирать.

Если душу вылюбить до дна, Сердце станет глыбой золотою.

... Вас измучила Моя шальная жизнь, Что вам пора за дело приниматься, А мой удел – Катиться дальше, вниз.

Жизнь — обман, но и она порою украшает радостями ложь.

Ну, целуй меня, целуй, Хоть до крови, хоть до боли. Не в ладу с холодной волей Кипяток сердечных струй.

Я б навеки пошел за тобой Хоть в свои, хоть в чужие дали… В первый раз я запел про любовь, В первый раз отрекаюсь скандалить.

Да и ты пойдешь своей дорогой Распылять безрадостные дни, Только нецелованных не трогай, Только негоревших не мани.

Для нас условен стал герой, Мы любим тех, что в черных масках...

Я нашептал моим левкоям об угасющей любви...

Ты меня не любишь, не жалеешь, Разве я немного не красив? Не смотря в лицо, от страсти млеешь, Мне на плечи руки опустив.

И меня по ветряному свею, По тому ль песку, Поведут с веревкою на шее Полюбить тоску.

Слишком я любил на этом свете Все, что душу облекает в плоть.

Не тужи, дорогой, и не ахай, Жизнь держи, как коня, за узду, Посылай всех и каждого на х*й, Чтоб тебя не послали пиз*у!

Христос для меня совершенство. Но я не так верую в него, как другие. Те веруют из страха, что будет после смерти? А я чисто и свято, как в человека, одарённого светлым умом и благородною душою, как в образец в последовании любви к ближнему.

Простите мне... Я знаю: Вы не та — Живете Вы С серьёзным, умныммужем; Что не нужна Вам наша маета, И сам я Вам ни капельки не нужен...

И мне — чем сгнивать на ветках — Уж лучше сгореть на ветру.

Время даже камень крошит.

Не всё ль равно — придёт другой, Печаль ушедшего не сгложет, Оставленной и дорогой Пришедший лучше песню сложит. И, песне внемля в тишине, Любимая с другим любимым, Быть может, вспомнит обо мне Как о цветке неповторимом.

Пусть для сердца тягуче колка Эта песня звериных прав!.. ... Так охотники травят волка, Зажимая в тиски облав...

До кончины губымилой Я хотел бы целовать. Чтоб все время в синих дремах, Не стыдясь и не тая, В нежном шелесте черемух Раздавалось: «Я твоя».

Я помню осенние ночи, Березовый шорох теней, Пусть дни тогда были короче, Луна нам светила длинней.

Но не бойся, безумный ветр, Плюй спокойно листвой по лугам. Не сотрёт меня кличка «поэт», Я и в песнях, как ты, хулиган.

И потому, что я постиг Всю жизнь, пройдя с улыбкой мимо, — Я говорю на каждый миг, Что всё на свете повторимо.

Коль родился я поэтом, То целуюсь, как поэт

И надежда в груди Затаилась моей; Что—то жду впереди От грядущих я дней.

Вот так же отцветем и мы И отшумим, как гости сада… Коль нет цветов среди зимы, Так и грустить о них не надо.

Грубым дается радость, Нежным дается печаль. Мне ничего не надо, Мне никого не жаль. Жаль мне себя немного, Жалко бездомных собак...

Я сердцем никогда не лгу.

Не молиться тебе, а лаяться Научил ты меня, господь.

Был я весь — как запущенный сад, Был на женщин и зелие падкий. Разонравилось пить и плясать И терять свою жизнь без оглядки.

Любовь – это купание, нужно либо нырять с головой, либо вообще не лезть в воду. Если будешь слоняться вдоль берега по колено в воде, то тебя только обрызгает брызгами и ты будешь мёрзнуть и злиться.

Люди несчастные, жизнью убитые, С болью в душе вы свой век доживаете. Милое прошлое, вам не забытое, Часто назад вы его призываете.

Невесёлого счастья залог — Сумасшедшее сердцепоэта.

И ничто души не потревожит, И ничто её не бросит в дрожь...

Коль гореть, так уж гореть сгорая.

От любви не требуют поруки.

Любимая! Я мучил вас, У вас была тоска В глазах усталых: Что я пред вами напоказ Себя растрачивал в скандалах.

Некоторые яблоки очень близко падают от яблони, а другие откатываются к чужим ногам.

Там, на севере, девушка тоже, На тебя она страшно похожа, Может, думает обо мне... Шаганэ ты моя, Шаганэ.

И похабничал я, и скандалил для того, чтобы ярче гореть...

Жить нужно легче, жить нужно проще, Все принимая, что есть на свете.

Жили весь век свой нищими И строили храмы божие... Да я б их давным—давно Перестроил в места отхожие.

Пусть она и не выглядит кроткой И, пожалуй, на вид холодна, Но она величавой походкой Всколыхнула мне душу до дна. Вот такую едва ль отуманишь, И не хочешь пойти, да пойдешь, Ну, а ты даже в сердце не вранишь Напоенную ласкою ложь.

Тех, которым ничего не надо, Только можно в мире пожалеть.

Если тронуть страсти в человеке, То, конечно, правды не найдешь.

До свиданья, друг мой, до свиданья. Милый мой, ты у меня в груди. Предназначенное расставанье Обещает встречу впереди. До свиданья, друг мой, без руки, без слова, Не грусти и не печаль бровей, — В этом мире умирать не ново, но и жить, конечно, не новей.

Там, упираясь В дверь, Ходишь, как в клетке Зверь. Дума всегда об одном: Может, в краю Родном Стало не так Теперь.

Я б навеки забыл кабаки И стихи бы писать забросил. Только б тонко касаться руки И волос твоих цветом в осень.

Теперь года прошли, Я в возрасте ином. И чувствую и мыслю по—иному. И говорю за праздничным вином: Хвала и слава рулевому! Сегодня я В ударе нежных чувств. Я вспомнил вашу грустную усталость. И вот теперь Я сообщить вам мчусь, Каков я был И что со мною сталось!

Снова грусть и тоска Мою грудь облегли, И печалью слегка Веет вновь издали.

Я уж готов. Я робкий. Глянь на бутылок рать! Я собираю пробки — Душу мою затыкать.

Мне грустно на тебя смотреть, Какая боль, какая жалость! Знать, только ивовая медь Нам в сентябре с тобой осталась.

Кто я? Что я? Только лишь мечтатель, Синь очей утративший во мгле.

Пой же, пой! В роковом размахе Этих рук роковая беда. Только знаешь, пошли их на хер... Не умру я, мой друг, никогда.

Нужно обязательно проветрить воздух. До того накурено у нас сейчас в литературе, что просто дышать нечем.

Мне хотелось в мерцании пенистых струй С алых губ твоих с болью сорвать поцелуй...

Пой, мой друг. Навевай мне снова Нашу прежнюю буйную рань. Пусть целует она другого, Молодая, красивая дрянь. Ах, постой. Я ее не ругаю. Ах, постой. Я ее не кляну. Дай тебе про себя я сыграю Под басовую эту струну. Льется дней моих розовый купол. В сердце снов золотых сума. Много девушек я перещупал, Много женщин в углу прижимал.

И сколько с войной несчастных Уродов теперь и калек! И сколько зарыто в ямах! И сколько зароют ещё!

Есть в дружбесчастье оголтелое.

Есть что—то прекрасное в лете, а с летом прекрасное в нас.

Живите так, Как вас ведет звезда, Под кущей обновленной сени. С приветствием, Вас помнящий всегда Знакомый ваш Сергей Есенин.

Я устал себя мучить бесцельно. И с улыбкою странной лица Полюбил я носить в легком теле Тихий свет и покой мертвеца.

Как дерево роняет тихо листья, Так я роняю грустные слова.

Ты — мое васильковое слово, Я навеки люблю тебя.

Другую явил я отвагу — Был первый в стране дезертир.

Позабуду я мрачные силы, Что терзали меня, губя. Облик ласковый! Облик милый! Лишь одну не забуду тебя. Пусть я буду любить другую, Но и с нею, с любимой, с другой, Расскажу про тебя, дорогую, Что когда—то я звал дорогой. Расскажу, как текла былая Наша жизнь, что былой не была... Голова ль ты моя удалая, До чего ж ты меня довела?

Тут о «нравится» говорить не приходится, а приходится натягивать свои подлинней голенища да забродить в их пруд поглубже и мутить, мутить, до тех пор, пока они, как рыбы, не высунут свои носы и не разглядят тебя, что это — ты.