Цитаты из фильма - В бой идут одни старики

Ребята! Будем жи—и—ить!..

Лед тронулся, господа присяжные заседатели, лед тронулся!

— Стой, кто идет? — Не идет, а едет.

А помочь... Знаешь, Серёга, в жизни бывают минуты, когда человеку никто, никто не может помочь! Рождается сам — и умирает сам.

Да, это вам не Рио—де—Жанейро!

Пулемет заклинило.

Все, кто отличает ноту «до» от ноты «фа» — за мной.

Солдатская заповедь: подальше от начальства, поближе к кухне. Потопали.

На танк не махни… не глядя.

Тебя я понял, умолкаю! Не то по шее получу и подвиг свой не совершу.

Кто скажет, что это девочка, пусть первым бросит в меня камень!

Ну, могём! — Не могём, а могем!

И парашют... тю—тю...

Как сказал Шекспир в восемнадцатом... нет, в девятнадцатом сонете: «Гуляй, Вася!»

Почём опиум для народа?

От полётов отстранить. Ста грамм не давать. Назначить дежурным, вечным дежурным по аэродрому! К—кузнечик!

Летать не умеют, стрелять тоже пока не умеют, но орлы!!!

Лейтенант, возле самолета не курите. — А я не затягиваюсь.

Какой он вам Киса?! Это же гигант мысли! Отец российской демократии! Особа, приближенная к императору!

Утром деньги – вечером стулья, вечеромденьги – ночью стулья…

Не бойся, Хабанера, раньше смерти не умрешь.

Летать пока не умеют, стрелять тоже, но орлы!

Вот это драка была… Думал, каюк… — Как аппарат? — Мирово. Захожу ему в хвост. А он сзади как… елки—палки, хвостом помахал, только и видел!

Самое тяжелое в нашей работе — ждать.

Позвольте! У меня все ходы записаны!

Можешь за хвост подержаться, дракон уже не кусается.

Я трус, командир.

Это не вокал, это эскиз к вокалу.

Спокойно. Не надо оваций.

Дай, друг, на счастье лапу мне.

Если фокера или мессера завалить — это вторая, а если что—то достать — это первая.

И в тот же миг влюблённое созданье, включив форсаж, умчалось на свиданье!

Все приходящее, а музыка вечна.

— Кто тут самый смелый? — Ну, смелые у нас тут все, а самый опытный... Разрешите?

Вернись, я все прощу!

— Хочу жениться, прошу разре... разрешить... — Да! — Нд—да.. Нет, это ты хорошо придумал, гм... Самое главное — вовремя.

Немецмужчина серьезный.

Сто пятьдесят танков не коробка спичек, куда их денешь.

От полетов отстранить, 100 грамм не давать, назначить дежурным, вечным дежурным по аэродрому.

Детский сад, а не пополнение.

Украл, выпил, в тюрьму! Романтика!

Я не пьющий, но дело принципа! Где мои сто грамм?

Кругом, к чертовой матери, чтоб я тебя не видел!

От полетов отстранить, 100 грамм не давать, оставить дежурным, вечным дежурным по аэродрому.

Теперь вы услышите лучшего солиста Первого украинского, бывшего Воронежского, будущего солиста Большого театра... — Очень большого. — Очень большого театра... .

Только ты иди первой, я не умею оглядываться.

— Ох уж эта мне самодеятельность, личный состав должен отдыхать. — Кто сказал, что надо бросить песни на войне? — После боя сердце просит музыки вдвойне! — От винта!

После напряженного боя… когда перед тобой мелькает перекошенное злобой лицо гитлеровского аса… когда можешь пересчитать заклепки на вражеских самолетах… нам, истребителям… ибо все преходяще, а музыка вечна…

Киса, разрешите спросить вас, как художник художника… Вы рисовать умеете?

Но поверь, клянусь матерью, я не сознательно из боя выходил. Машину чувствую, руки на месте, рвусь в бой, а как вспыхнет. Очнулся, бой черти где, а я вывалился.

— А как по—вашему «вишня»? — Олча. Только это не вишня, а яблоня.

— Ветер завтра будет. — Наверно. — Сорок семь минут. — Мне нужно штуцер поменять в движке. А кладовщик не дает. Пожалуйста, прикажите ему.

— А что это вы там напевали? Ти—да—ри—да—рам? — «Смуглянку», товарищ командир. — А ну напойте. Слова знаете?.. Да не робей, «Смуглянка», ты же истребитель.

А может тебе дать еще ключ от квартиры, где деньги лежат?!

Ромео из Ташкента загрустил, Джульетта в кукурузнике умчалась.

В 19—ом сонете Шекспир сказал: «Гуляй, Вася!»

Смуглянку, товарищ командир.

Так вообще, ребята они ничего, но вот... некоторая эстетическая недоразвитость.

Дусик, скажу вам как человек, измученный Нарзаном!

Командовать парадом буду я!

— Товарищ командир, при выполнении боевого задания был сбит, через линию фронта не дотянул, плюхнулся. Выручила пехота — как раз атаковали… На аэродроме «подскока» ребята «мессер» подарили. Новенький… Здорово, батя! — Здорово, черт везучий!

Куда же вы без разрешения старшего, тем более из собственной хаты?

А я, между прочим, не в филармонию пришел наниматься, а драться.

Не будем оглядываться!

Кто сказал, что надо бросить песни на войне? — После боя сердце просит музыки вдвойне.

— И четвёртое: нельзя держать боевого лётчика вечным дежурным, куда пошлют. Разрешите взлёт. — И пятое: нельзя перебивать старших по званию. Вы свободны.

— Ну, а ты что скажешь о драке, Ромео? — Бой видел, всё видел. Кресты, кресты, кресты, кресты, кресты… — Ну а сам—то стрелял? — А как же! Всё до последнего патрона! Да вот только всё мимо.

От винта!

— Макарыч, в Ставке Гитлера ходят упорные слухи, что некоторых советских соколов некоторые несознательные механики перед боевым вылетом крестят. — В Ставке Гитлера все малахольные...

Живых к живым всегда распределить успеем.

По—моему, он с мухами!

Противника недооценивать нельзя.

Шекспир по этому поводу сказал...

Поздравляю с первой победой. Но, между прочим, Иван Федорович, сбивать самолёты противника — это не подвиг, а, так сказать, обязанность истребителя, наши будни. А вот, что ты видел?!

Ты же связь, а не балалайка.

Пилотом можешь ты не быть, летать научим все равно, но музыкантом быть обязан.

Все преходяще, а музыка вечна.

Хочешь жить — умей вертеться.

Будем жить!

Будем жить, пехота.

Условный противник условно сбит.

Ну что ж, собратья по крылатому строю, посмотрим теперь, как вы поете в воздухе.

В бой идут одни "старики". Комполка. Драка будет страшной. Сегодня в бой идут одни "старики".

Вы посмотрите, как сразу постарели наши матери, как сразу...

Хорошо излагает, зараза! Учитесь, Киса!

Мы с тобой свое оттанцевали, по—моему, еще в Испании.

Автомобиль – это не роскошь, а средство передвижения.

— Между прочим… а где мои сто грамм за сбитый? — Какой сто грамм, дарагой, тэбе бочка чача надо, чача! — Спокойно… Я непьющий. Но дело принципа!

Человечество должно же когда—нибудь понять, что ненависть разрушает. Созидает только любовь!

Макарыч, принимай аппарат. Во! Махнул не глядя!

— Ну как у тебя там, Маэстро? Как у тебя там? — Все нормально, падаю!

Не махни на танк, «не глядя»...

Что—то с памятью моей стало, все, что было не со мной — помню.

Я мог бы, конечно, и больше, но вы, товарищ командир, своим нижним бельем распугали всех немцев.

Вот это драка была. Думал каюк.

Арфы нет, возьмите бубен!

Вот в Берлине, где—нибудь на самой высокой стене, я с огромной любовью напишу: «Развалинами Рейхстага удовлетворен». И можно хоть домой, сады опрыскивать.

Крепитесь! Россия вас не забудет! Запад нам поможет!

Мужчина не плачет, мужчина огорчается.

И никакой уголовщины – кодекс мы должны чтить!