Николай Гоголь - цитаты и высказывания

Если бы вы знали, с какою радостью я бросил Швейцарию и полетел в мою душеньку, в мою красавицу Италию. Она моя! Никто в мире ее не отнимет у меня! Я родился здесь. Россия, Петербург, снега, подлецы, департамент, кафедра, театр — всё это мне снилось. Я проснулся опять на родине.

Гнев везде неуместен, а больше всего в деле правом, потому что затемняет и мутит его.

Всякий, даже честный и умный человек, старался хотя на один вершок быть полномочней и выше своего места, полагая, что он этим—то именно облагородит и себя, и свою должность.

Недурно заглянуть всякому из нас в свою собственную душу. Загляните также и вы в свою. Бог весть, может быть, там увидите такой же беспорядок, за который браните других

И когда я увидел наконец во второй раз Рим, о, как он мне показался лучше прежнего! Мне казалось, что будто я увидел свою родину, в которой несколько лет не бывал я, а в которой жили только мои мысли. Но нет, это всё не то, не свою родину, но родину души своей я увидел, где душа моя жила еще прежде меня, прежде чем я родился на свет.

Слышно страшное в судьбе наших поэтов.

Словом — везде, куды ни обращусь, вижу, что виноват применитель.

Едва ли есть высшее из наслаждений, как наслаждение творить.

Родник поэзии есть красота.

Никогда история мира не принимает такой важности и значительности, никогда не показывает она такого множества индивидуальных явлений, как в средние веки. Все события мира, приближаясь к этим векам, после долгой неподвижности, текут с усиленною быстротою, как в пучину, как в мятежный водоворот, и, закружившись в нем, перемешавшись, переродившись, выходят свежими волнами. В них совершилось великое преобразование всего мира; они составляют узел, связывающий мир древний с новым.

Надобно держать в вечной памяти, что во всех делах и действиях в жизни большее нужно предпочитать меньшему. Иначе человек затеряется непременно и не выполнит ни большего, ни меньшего. Если же он выполнит большее, тогда меньшее выполнится уже само собою.

Умный человек не может пройти мимо того, что плохо лежит.

Бог неизреченно милостив к человеку и употребляет все средства, чтобы доставить ему больше и больше блаженства.

Блестит вдали какой—то луч спасения: святое слово — Бог — любовь.

С теми же, которые порочат друзей наших, не следует вовсе спорить. Это ни к чему не поведет, их не переспоришь; тем более что спор они вовсе не для того затевают, чтобы узнать истину, а для того, чтобы выбранить.

Тон вопроса дает тон ответу.

Если мысли писателя не обращены на важные предметы, то в нем будет одна пустота. Надобно любовью согреть сердца; творить без любви нельзя… А что без любви написано, то холодно.

Сколько я начинал, сколько я пережег, сколько бросил! Понимаешь ли ты ужасное чувство быть недовольным собою?

Страданиями и горем определено нам добывать крупицы мудрости, не приобретаемой в книгах.

Общество образуется само собою, общество слагается из единиц. Надобно, чтобы каждая единица исполнила должность свою… Нужно вспомнить человеку, что он вовсе не материальная скотина, но высокий гражданин высокого небесного гражданства. Покуда он хоть сколько—нибудь не будет жить жизнью небесного гражданина, до тех пор не придет в порядок и земное гражданство.

И хотя мысли мои, моё имя, мои труды будут принадлежать России, но сам я, но бренный состав мой будет удалён от неё.

Петербург вовсе не похож на прочие столицы европейские или на Москву. Каждая столица вообще характеризуется своим народом, набрасывающим на нее печать национальности, на Петербурге же нет никакого характера: иностранцы, которые поселились сюда, обжились и вовсе не похожи на иностранцев, а русские в свою очередь обыностранились и сделались ни тем ни другим. Тишина в нем необыкновенная, никакой дух не блестит в народе, всё служащие да должностные, все толкуют о своих департаментах да коллегиях, всё подавлено, всё погрязло в бездельных, ничтожных трудах, в которых бесплодно издерживается жизнь их. Забавна очень встреча с ними на проспектах, тротуарах; они до того бывают заняты мыслями, что поровнявшись с кем—нибудь из них слышишь, как он бранится и разговаривает сам с собою, иной приправляет телодвижениями и размашками рук.

Кто заключил в себе талант, тот чище всех должен быть душою. Другому простится многое, но ему не простится.

Стоит только попристальнее вглядеться в настоящее, будущее вдруг выступит само собой.

Путь жизни широк, но многие не знают его и идут дорогою смерти.

Всякому теперь кажется, что он мог бы наделать много добра на месте и в должности другого, и только не может сделать его в своей должности. Это причина всех зол.

Перед Вами громада — русскийязык!

Все с целью. Всюду ожидает нас благополучие.

Самые сильные характеры чувствовали так же свое бессилие, как и самые бессильные. Разница в том, что сильнейшим посылаются испытания сильнейшие, несчастья тягчайшие; слабейшим слабейшие.

Дивишься драгоценности нашего [русского] языка: что ни звук, то и подарок: все зернисто, крупно, как сам жемчуг, и, право, иное названье еще драгоценней самой вещи.

Я видел его глазамидуши.

Тому, кто пожелает истинно честно служить России, нужно иметь очень много любви к ней, которая бы поглотила уже все другие чувства, — нужно иметь много любви к человеку вообще и сделаться истинным христианином, во всем смысле этого слова.

У всякого есть свои недостатки, но решить, кто из нас имеет их более, кто менее, или чьи недостатки важнее других, трудно нам, потому что нужно быть слишком беспристрастну.

Как много у нас есть охотников прикомандироваться сбоку во всяком деле.

Кто сам терпел, тот счастливец: он знает, как помочь другому.

Неудачи не в препятствие нам даются, а на вразумление.

Обращаться с словом нужно честно. Оно есть высший подарокБога человеку.

Я разгадывал науку веселой и счастливой жизни, удивлялся, как люди, жадные счастья, немедленно убегают от него, встретившись с ним.

У писателя только и есть один учитель: сами читатели.

В каждом слове бездна пространства, каждое слово необъятно, как поэт.

Что сильно действует на воображение, то не скоро выбьется из головы.

Какого горя не уносит время? Какая страсть уцелеет в неравной борьбе с ним?

Часто в часы задумчивости, когда другим казался я печальным, когда они видели или хотели видеть во мне признаки сентиментальной мечтательности, я разгадывал науку весёлой, счастливой жизни, удивлялся как люди, жадные счастья, немедленно убегают его, встретясь с ним. Ежели об чем я теперь думаю, так это всё о будущей жизни моей. Во сне и на яву мне грезится Петербург, с ним вместе и служба государству.

Люди великие потому сделались великими, что не смущались никак от первой неудачи, и не только от первой, но даже от нескольких, — и тогда, когда другие, видя их терпение, смеялись над ними, как над безумными, они с новым рвеньем принимались за свое неудавшееся дело и наконец успевали в нем совершенно.

Старайтесь лучше видеть во мне христианина и человека, чем литератора.

Поэты — это огни, из своего народа излетевшие, передовые вестники сил его.

Как осмеивать исключения, если еще не узнал хорошо те правила, из которых выставляешь на вид исключения?

Душевный сон никак нельзя назвать прекрасным состоянием.

Я очень хорошо знаю, что человеку можно на всяком шагу ошибиться.

Смех — великое дело: он не отнимает ни жизни, ни имения, но перед ним виновный, — как связанный заяц.

О, смех великое дело! Ничего более не боится человек, так, как смеха… Боясь смеха, человек удерживается от того, от чего бы не удержала его никакая сила.

Засмеяться добрым, светлым смехом может только глубокая добраядуша.

Не будьте мёртвыми душами, но живыми. Есть только одна дверь к жизни, и эта дверь — Иисус Христос.

Трудно найти русского человека, в котором бы не соединилось вместе с уменьем пред чем—нибудь истинно возблагоговеть — свойство над чем—нибудь истинно посмеяться.

Всякое наше положение, самое затруднительное, мы можем обратить в самое счастливое, стоит только начать и молиться, а Бог уже поможет и кончит.

Литература должна просвещать душу, вести ее к совершенству.

Некоторые чувствуют гнев против несправедливых суждений. Но сердиться на то, что другой произносит ошибочные, пристрастные или непохожие на наши суждения, так же странно, как если бы мы стали сердиться на иностранца за то, что он говорит другим языком, не похожим на наш, а нашего языка не понимает.

Обращаться с словом нужно честно. Оно есть высший подарок Бога человеку… Опасно шутить писателю со словом. Слово гнило да не исходит из уст ваших! Если это следует применить ко всем нам без изъятия, то во сколько крат более оно должно быть применено к тем, у которых поприще — слово.

Ко всякого роду намекам должно быть совершенно глуху. Тем более что намеки не составляют главного в речи; это эпизоды вводные, вставочные фразы, слова в скобках, а потому их нужно так и оставить вставочными фразами и словами в скобках, а отвечать только на то, что главное в речи. Вообще не следует ни в каком случае из какого—нибудь незначительного зернышка, невзначай или с умыслом оброненного слова, заводить длинный разговор. Иначе это будет то же, что раздувать искру, которая сама по себе погасла бы и которую, раздувши, можем превратить в такой пожар, что и погасить уже трудно.

Пересчитать нельзя всех оттенков и тонкостей нашего обращения… У нас есть такие мудрецы, которые с помещиком, имеющим двести душ, будут говорить совсем иначе, нежели с тем, у кого их триста, а у кого их триста, будут говорить опять не так, как с тем, у которого их пятьсот, а с тем, у которого их пятьсот, опять не так, как с тем, у которого их восемьсот, — словом, хоть восходи до миллиона, все найдут оттенки.

О, Господи! И так много всякой дряни на свете, а ты еще и жинок наплодил.

Владеем сокровищем, которому цены нет, и не только не заботимся о том, чтобы это почувствовать, но не знаем даже, где положили его. У хозяина спрашивают показать лучшую вещь в его доме, и сам хозяин не знает, где лежит она. Не будьте мертвымидушами, но живыми. Есть только одна дверь к жизни, и эта дверь — Иисус Христос.

Бывает время, когда нельзя иначе устремить общество или даже все поколение к прекрасному, пока не покажешь всю глубину его настоящей мерзости. (К поэме "Мертвые души")

Грусть оттого, что не видишь добра в добре.

Уныние есть величайший из грехов, а потому, как только одна тень его набежит на нас, мы должны тот же час прибегнуть к Богу и молиться от всех сил наших.

Я почитаюсь загадкою для всех, никто не разгадал меня совершенно.

За гробом шли, снявши шляпы, все чиновники… И вот напечатают в газетах, что скончался, к прискорбию подчиненных и всего человечества… и много напишут всякой всячины; прибавят, пожалуй, что был сопровождаем плачем вдов и сирот; а ведь если разобрать хорошенько дело, так на поверку у тебя всего только и было, что густые брови.

Где же тот, кто бы на родном языкерусскойдуши умел бы сказать нам это всемогущее слово «вперед»? Веки проходят за веками, полмильона сидней, увальней и болванов дремлет непробудно, и редко рождается на Русимуж, умеющий произнести его, это всемогущее слово.

Необходимо, не только, чтобы русский гражданин знал делаЕвропы, но прежде всего не упускал из вида русские начала, в противном случае «похвальная жадность знать чужеземное» не принесет добра.

Если мыслиписателя не обращены на важные предметы, то в нем будет одна пустота.

Европа поразит с первого разу, когда въедешь в ворота, в первый город. Живописные домики, которые то под ногами, то над головою, синие горы, развесистые липы, плющ, устилающие вместе с виноградом стены и ограды, всё это хорошо, и нравится, и ново, потому что всё пространство Руси нашей не имеет этого, но после, как увидишь далее то же да то же, привыкнешь и позабудешь, что это хорошо.

Выбрось даже из головы, чтобы мог отыскаться священник, вполне отвечающий твоему идеалу.

В России две беды — дураки и дороги.

Лучше ли мы [Россия] других народов? Ближе ли жизнью ко Христу, чем они? Никого мы не лучше, а жизнь еще неустроенней и беспорядочней всех их. "Хуже мы всех прочих" – вот что мы должны всегда говорить о себе.