Михаил Лермонтов - цитаты и высказывания

Если человек сам стал хуже, то все ему хуже кажется...

Грустно, а надо признаться, что самая чистейшая любовь наполовину перемешана с самолюбием.

Страсти не что иное, как идеи при первом своем развитии: они принадлежат юности сердца, и глупец тот, кто думает целую жизнь ими волноваться: многие спокойные реки начинаются шумными водопадами, а ни одна из них не скачет и не пенится до самого моря.

Он не знает людей и их слабых струн, потому что занимался целую жизнь одним собою.

Ты позабыла: я свободы, Для заблужденья не отдам. И так пожертвовал я годы, Твоей улыбке и глазам.

Кто объяснит, что значит красота: Грудь полная, иль стройный гибкий стан, Или большие очи? — Но порой, Всё это не зовём мы красотой: Уста без слов — любить никто не мог; Взор без огня — без запаха цветок!

Душа или покоряется природным склонностям, или борется с ними, или побеждает их. От этого — злодей, толпа и люди высокой добродетели.

Блага, которые мы теряем, получают в наших глазах двойную цену.

В сердцах простых чувство красоты и величия природы сильнее, живее во сто крат, чем в нас, восторженных рассказчиках на словах и на бумаге.

Теперь жалеют! К погибшим люди справедливы! Но что в этом сожаленье? Одна слеза дружбы стоит всех восклицаний толпы!

Я не унижусь пред тобою; Ни твой привет, ни твой укор Не властны над моей душою. Знай: мы чужие с этих пор.

И ненавидим мы, и любим мы случайно, Ничем не жертвуя ни злобе, ни любви, И царствует в душе какой—то холод тайный, Когда огонь кипит в крови.

Грусть — жестокий властелин.

Я был готов любить весь мир, — меня никто не понял: и я выучился ненавидеть.

А все живешь — из любопытства: ожидаешь чего—то нового…

Неужели зло так привлекательно?..

И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг — такая пустая и глупая шутка...

Радости забываются, а печали — никогда.

Когда хвалят глаза, то это значит, что остальное никуда не годится.

Видите ли, я выжил из тех лет, когда умирают, произнося имя своей любезной и завещая другу клочок напомаженных или ненапомаженных волос. Думая о близкой и возможной смерти, я думаю об одном себе: иные не делают и этого.

Все ясно ревности, а доказательств нет!

Судить о душе и уме женщины, протанцевав с нею мазурку, все равно что судить о мнении и чувствах журналиста, прочитав одну его статью.

Не могу исправить ошибки посредством лжи, до которой никогда не унижался.

Пустое сердце бьётся ровно…

Злой дух коварно усмехнулся, Зарделся ревностию взгляд, И вновь в душе его проснулся Старинной ненависти яд.

Страшись любви: она пройдёт, Она мечтой твой ум встревожит, Тоска по ней тебя убьёт, Ничто воскреснуть не поможет.

Я чувствую в себе эту ненасытную жадность, поглощающею все, что встречается на пути; я смотрю на страдания и радости других только в отношении к себе, как на пищу, поддерживающую мои душевные силы.

Не верь, не верь себе, мечтатель молодой, Как язвы, бойся вдохновенья... Оно — тяжёлый бред души твоей больной Иль пленной мысли раздраженье.

Я презираю женщин, чтоб не любить их, потому что иначе жизнь была бы слишком нелепой мелодрамой...

Из двух друзей всегда один раб другого, хотя часто ни один из них в этом не признается...

Надобно отдать справедливость женщинам: они имеют инстинкт красоты душевной.

Жизнь — вечность, смерть — лишь миг!

Моей судьбой, Сказать по правде, очень Никто не озабочен.

Нет ничего парадоксальнее женского ума; женщин трудно убедить в чем—нибудь, надо их довести до того, чтоб они убедили себя сами; порядок доказательств, которыми они уничтожают свои предубеждения, очень оригинален; чтоб выучиться их диалектике, надо опрокинуть в уме своем все школьные правила логики.

Жизнь побежденным не награда.

Я люблю сомневаться во всем: это расположение ума не мешает решительности характера — напротив, что до меня касается, то я всегда смелее иду вперед, когда не знаю, что меня ожидает. Ведь хуже смерти ничего не случится — а смерти не минуешь!

Если человек стал сам хуже, то все ему хуже кажутся.

Человек, которому вы нужны, всегда найдет способ быть рядом.

Язык и золото — вот наш кинжал и яд.

Русский народ, этот сторукий исполин, скорее перенесёт жестокость и надменность своего повелителя, чем слабость его; он желает быть наказываем — по справедливости, он согласен служить — но хочет гордиться рабством, хочет поднимать голову, чтобы смотреть на своего господина, и простит в нем скорее излишество пороков, чем недостаток добродетелей.

Жизнь не стоит того, чтоб об ней так много заботиться.

Есть престранные люди, которые поступают с друзьями, как с платьем: до тех пор употребляют, пока износится, а там и кинут.

Самолюбие, а не сердце, самая слабая часть мужчины, подобная пятке Ахиллеса.

Что началось необыкновенным образом, то должно так же и кончиться.

Приятели — не всегда друзья.

Миллион, да тут не нужно ни лица, ни ума, ни души, ни имени — господин миллион — тут все.

К добру и злу постыдно равнодушны, В начале поприща мы вянем без борьбы.

Почему, зачем, откуда зло? Если есть Бог, то как может быть зло? Если есть зло, то как может быть Бог?

Быть для кого—нибудь причиною страданий и радостей, не имея на то никакого положительного права, — не самая ли это сладкая пища нашей гордости?

Гений, прикованный к чиновничьему столу, должен умереть или сойти с ума, точно так же, как человек с могучим телосложением при сидячей жизни и скромном поведении умирает от апоплексического удара.

Возбуждать к себе чувство любви, преданности и страха — не есть ли первый признак и величайшее торжество власти?

В природе противоположные причины часто производят одинаковые действия: лошадь равно падает на ноги от застоя и от излишней езды.

Я был готов упасть к ногам её, Отдать ей волю, жизнь, и рай, и все, Чтоб получить один, один лишь взгляд Из тех, которых все блаженство — яд!

Я целый мир возненавидел, чтобы тебя любить сильней.

Если б все люди побольше б рассуждали, то убедились бы, что жизнь не стоит того, чтобы об ней так много заботиться.

Поверь мне — счастье только там, Где любят нас, где верят нам!

Там за добро — добро, и кровь — за кровь, И ненависть безмерна, как любовь.

Гляжу на будущность с боязнью, Гляжу на прошлое с тоской И как преступник перед казнью Ищу кругом души родной...

Делись со мною тем, что знаешь, И благодарен буду я. Но душу ты мне предлагаешь: На кой мне чертдуша твоя!..

Человек, который непременно хочет чего—нибудь, принуждает судьбу сдаться: судьба — женщина!

Печальное нам смешно, смешное грустно, а вообще, по правде, мы ко всему довольно равнодушны, кроме самих себя.

Уж не жду от жизни ничего я, И не жаль мне прошлого ничуть; Я ищу свободы и покоя! Я б хотел забыться и заснуть!

Я к одиночеству привык, Я б не умел ужиться с другом, — Я б с ним препровожденный миг, Почел потерянным досугом.

Странная вещь сердце человеческое вообще, и женское в особенности!

Так храм оставленный — всё храм, Кумир поверженный — всё бог!

На светлый запад удалюсь — Вид морягрусть мою рассеет. Ни с кем в отчизне не прощусь — Никто о мне не пожалеет!..

Что ни толкуй Волтер — или Декарт, Мир для меня — колода карт, Жизнь — банк: рок мечет, я играю. И правила игры я к людям применяю.

Жизнь — банк: рок мечет, я играю.

К чему глубокие познанья, жажда славы, талант и пылкая любовьсвободы, когда мы их употребить не можем?

Человек — карета; ум — кучер; деньги и знакомства — лошади; чем более лошадей, тем скорее и быстрее карета скачет в гору.

Хуже смерти ничего не случается — а смерти не минешь.

Он был похож на вечер ясный: Ни день, ни ночь, ни мрак, ни свет!

Боюсь не смерти я. О нет! Боюсь исчезнуть совершенно.

История души человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа, особенно когда она — следствие наблюдений ума зрелого над самим собой и когда она писана без тщеславного желания возбудить участие или удивление.

Стыдить лжеца, шутить над дураком И спорить с женщиной — все то же, Что черпать воду решетом: От сих троих избавь нас, боже!

Я никогда сам не открываю своих тайн, а ужасно люблю, чтоб их отгадывали, потому что таким образом я всегда могу при случае от них отпереться.

Не плачь, не плачь, моё дитя, Не стоит он безумной муки. Верь, он ласкал тебя, шутя, Верь, он любил тебя от скуки!

Гнев только портит кровь, — играйте не сердясь.

Когда бы мог весь свет узнать, Что жизнь с надеждами, мечтами. Не что иное как тетрадь, С давно известными стихами.

Как страшножизни сей оковы Нам в одиночестве влачить. Делить веселье все готовы — Никто не хочет грусть делить.

За каждый светлый миг иль сладкое мгновенье слезами и мольбой заплатишь ты судьбе.

Тот самый пустой человек, кто наполнен собою.

Я глупо создан: ничего не забываю, — ничего!

Возьми назад тот нежный взгляд, Который сердце мне зажёг

В моей душе как в океане надежд разбитых груз лежит…

Зло порождает зло; первое страдание дает понятие о удовольствии мучить другого; идея зла не может войти в голову человека без того, чтоб он не захотел приложить её к действительности.

Всё это было бы смешно, когда бы не было так грустно...

В важные эпохи жизни иногда в самом обыкновенном человеке разгорается искра геройства, неизвестно доселе тлевшая в груди его, и тогда он совершает дела, о коих до сего ему не случалось и грезить, которым даже после он сам едва верует.

Зачем так нежно обещала. Ты заменить его венец, Зачем ты не была сначала, Какою стала наконец!

Графиня Эмилия — Белее чем лилия, Стройней её талии На свете не встретится. И небо Италии В глазах её светится, Но сердце Эмилии Подобно Бастилии.

А что такое счастье? Насыщенная гордость.

Хотя я судьбой на заре моих дней, О южные горы, отторгнут от вас, Чтоб вечно их помнить, там надо быть раз. Как сладкую песню отчизны моей, Люблю я Кавказ.

Заметьте, что без дураков было бы на свете очень скучно...

Нет ничего парадоксальнее женского ума. Женщин трудно убедить в чем—нибудь: надобно их довести до того, чтобы они убедили себя сами. Чтобы выучиться их диалектике, надо опрокинуть в уме своем все школьные правила логики.

За каждый светлый день иль сладкое мгновенье, слезами и тоской заплатишь ты судьбе.

Под ним струя светлей лазури, Над ним луч солнца золотой... А он, мятежный, просит бури, Как будто в бурях есть покой!

Женщины! Женщины! Кто их поймет? Их улыбки противоречат их взорам, их слова обещают и манят, а звук их голоса отталкивает… То они в минуту постигают и угадывают самую потаенную нашу мысль, то не понимают самых ясных намеков…

У уважения есть границы, в то время как у любви таковых не имеется.

Сам черт не разберет, отчего у нас быстрее подвигаются те, которые идут назад.

И, чудо! из померкших глаз Слеза тяжелая катится... Поныне возле кельи той Насквозь прожженный виден камень Слезою жаркою, как пламень, Нечеловеческой слезой!..