Цитаты из фильма - Служебный роман

— Поставьте лошадь! Что вы! Она же тяжёлая. Что вы в неё вцепились?! — Я с ней сроднился.

Делом надо заниматься серьезно или не заниматься им вообще.

— Вы купили новые сапоги, Вера? — Да вот ещё не решила, Людмила Прокофьевна. Вам нравится? — Очень вызывающие. Я бы такие не взяла. А на вашем месте интересовалась бы сапогами не во время работы, а после неё. — Значит, хорошие сапоги, надо брать.

— Мы поехали в «Арагви». Мы там ели… что ещё… угощались… цыплята табака, сациви, купаты, ша… ша… шлЫки… чебуреки… — ЧебурекИ. — ЧебурекИ…

Вот смотрю я на вас, Верочка, и думаю: будь я полегкомысленнее, я бы… ух!!!

Ирония — маска для беззащитных.

Как всем известно, труд облагораживает человека. Поэтому люди с удовольствием ходят на работу. Лично я хожу на службу только потому, что она меня облагораживает.

— Вы утверждали, что я чёрствая! — Почему? Мягкая! — Бесчеловечная! — Человечная! — Бессердечная! — Сердечная! — Сухая! — Мокрая!

— Мы вас любим… в глубине души… где—то очень глубоко… — Очень глубоко! Так глубоко, что я этого даже не замечаю! — Нет, это заметно, должно быть заметно…

Именно обувь делает женщину женщиной.

Вообще, пусть мужчины думают, что у вас всё в порядке.

— Ты знаешь, я понял, из—за чего мы с тобой разошлись: нам нужен ребёнок! — Ты хочешь, чтоб у нас был ребёнок? — Да! И как можно скорее! — Но я не могу сейчас. До конца работы ещё два часа и Калугина тут… Я не могу уйти!

Людмила Прокофьевна, где вы набрались этой пошлости? Вы же виляете бёдрами, как непристойная женщина!

— Людмила Прокофьевна! Представляете, Бубликов умер! — Как умер, почему умер, я не давала такого распоряже… Как умер? — Умер! — Почему умер? Зачем умер? — Я еще не выясняла. Сдайте пожалуйста деньги на венок!

Поставьте Веру на место! И не трогайте больше руками!

«Женщины, когда им под сорок, часто делают глупости». Ну, ей, конечно, видней!

Мы называем её «наша мымра». Конечно, за глаза.

Сигаретку, спичку, коробок?

— А меня вообще сослали в бухгалтерию! — Да на тебе пахать надо!

— Она немолодая, некрасивая, одинокая женщина… — Она не женщина, она директор.

— Там конфеты. — Да, я так и поняла.

Вы обращали внимание, что у нас происходят перебои с теми или иными товарами? Это происходит от того, что те или иные товары не запланированы такими ротозеями как вы. Извольте переделать.

Вы же женщина, а не солдафон. Пикантнее, пикантнее! И игривая улыбка! Вообще, пусть мужчины думают, что у вас всё в порядке. Дышите. Элегантнее пластику! И не надо брыкаться. Вы же не иноходец, а женщина.

— Кстати, я надеюсь, материально вы не очень пострадали? Билеты в цирк не пропадут? — Ну безусловно! Я загоню их по спекулятивной цене. — Ага. Ну, в вашей практичности я нисколько не сомневалась, товарищ Новосельцев. — Вы проницательны, товарищ Калугина!

Это директор нашего учреждения Людмила Прокофьевна Калугина. Она знает дело, которым руководит. Такое тоже бывает.

— Грудь вперед! — Грудь? Вера, Вы мне льстите. — Вам все льстят.

Иногда бывает, что хочется поплакать, но что же я буду реветь в одиночку? Это всё равно, что алкоголик, который пьёт в одиночку.

— А вы дайте ему сдачи! — А я ему дам сдачи! Но другим способом!

— Красное. Или белое? — Или белое. Но можно красное.

— Ну что, уволила вас старуха? — Она не старуха!

— Очень хочется произвести на вас приятное впечатление. — Вам это удалось… уже. — Усилить хочется.

— Верочка, будет вам пятьдесят лет — вам тоже соберём! — Я не доживу, я на вредной работе.

— Я соображаю, о ком вы говорите. — А кроме вас ещё кто—нибудь соображает? — Весь коллектив. — Информация поставлена у нас хорошо!

— У меня есть смягчающее обстоятельство. Я люблю вас. Люблю.

— Что же, выходит, что все меня считают таким уж чудовищем? — Не надо преувеличивать. Не все… не таким уж чудовищем…

— Меня вчера муха укусила. — Да. Я это заметила. — Или я с цепи сорвался. — Это уже ближе к истине. — Значит, я с цепи.

— Шура, если память мне не изменяет, вы числитесь в бухгалтерии? — По—моему, да. — Вы это хорошо помните? — Да, по—моему.

Это Верочка. Она любопытна, как все женщины, и женственна, как все секретарши.

В женщине должна быть загадка! Головка чуть—чуть приподнята, глаза немножко опущены, здесь всё свободно, плечи откинуты назад. Походка свободная от бедра. Раскованная свободная пластика пантеры перед прыжком. Мужчины такую женщину не пропускают!

— Короче говоря, я уже подписала приказ о вашем назначении начальником отдела. — За что? Что я вам такого сделал плохого?

— Почему вы всё время виляете? Что вы за человек? Я не могу вас раскусить! — Не надо меня кусать! Зачем раскусывать?

— Снимайте платье! Живо, снимайте! А—а—а! Нет, нет. Не сейчас, не здесь. — Что же вы говорите «снимайте»?

Зачем вы занимаетесь мною лично? Поручите меня вашему секретарю.

Пенсия на горизонте — и она туда же! Просто сексуальная революция!

Ну вон же она сидит, в жутких розочках!

— Мы же с Вами уже попрощались! — Попрощались? Так давайте поздороваемся!

— Пишите, пишите! — Не торопите меня, я не пишущая машинка!

— Вы так на меня смотрите… Вы подозреваете, что это я вам приволок этот веник? — Почему вы так говорите? Это не веник! Это прекрасный букет!

Лично я хожу на службу только потому, что она меня облагораживает.

— Ходил ко мне один человек… Долго ходил… А потом женился на моей подруге — Я не собираюсь жениться на вашей подруге. — Вам это и не удастся. Я ликвидировала всех подруг. Я их уничтожила.

— Ну, понимаете, можно, конечно, и зайца научить курить. В принципе ничего нет невозможного. — Вы думаете? — Для человека. С интеллектом.

Статистика — это наука, она не терпит приблизительности

Мой вам добрый совет: как добрый товарищ, бросьте это всё, выкиньте из головы и вернитесь — в семью, в коллектив, в работу! Так надо!

— Сейчас парики не носят, так? — Ну и слава Богу, я считаю. Куда лучше так… это… живенько, правда? А то как дом на голове! — Ну, если живенько, то лучше.

— Господи, какой же ты красивый! — Ну, это на моем фоне.

— Я когда её вижу, у меня прямо ноги подкашиваются. — А ты не стой, ты сядь!

— У меня к вам предложение. — Рационализаторское? — Да, где—то.

Садись… эээ… тесь.

— Зачем ты ел пластилин?! — А я его с сахаром ел!

— Подумаешь – личная жизнь! Есть много других интересов. Я руковожу большим учреждением. Работу свою люблю. Многие меня уважают. Некоторые даже боятся. Кстати сказать, я только что от министра, и он меня хвалил. Так что я совершенно не нуждаюсь ни в вашем сочувствии, ни в вашем покровительстве. — Я думал, вы сегодня утром были настоящая. Но я ошибся. Настоящая вы сейчас.

— Я надеюсь, вы не собираетесь музицировать? — Ага, петь хочется! — Какое несчастье… — Почему? Друзья утверждают, что у меня красивый… баритональный… дискАнт. — Подождите, меня осенила догадка: вы пьяный? — Нет, что вы! Когда я пьян, я буйный. Гы—гы—гы!.. Вот, а сейчас я тихий. — Мне повезло.

Угадай, что я сейчас курю? Мальборо. Новый зам с барского плеча целый блок кинул. Заводит дружбу с секретаршей. Сейчас он у Старухи сидит.

— Ну и как там у них в Женеве? — Сложно!

Ну, всё, Новосельцев, Ваше делотруба.

— Ты же умница. — Когда женщине говорят, что она умница, это означает, что она — круглая дура?

Если бы не было статистики, мы бы даже не подозревали о том, как хорошо мы работаем.

— Я считаю вас самым трудолюбивым... — Хм! Что вы, что вы! — Не «Хм», а трудолюбивым работником. — Что вы, Людмила Прокофьевна, стоит ли так меня баловать?

Петр Иванович Бубликов, начальник отдела общественного питания. Может поэтому он такой... упитанный.

У нашего руководства, то есть у меня, родилась, как ни странно, ням—ням, мысль: назначить вас, одного из ведущих работников отечественной статистики — чё там скрывать, ха—ха—ха! — начальником отдела лёгкой промышленности. Лё—ёгонькой промышленности.

Вызовите мне, пожалуйста, самую светлую голову нашей с вами современности.

Не носил я вам букетов! Почему я… Что я, обалдел, что ли?! Белены объелся?!

А это Шура — симпатичная, но, к сожалению, активная. Когда—то её выдвинули на общественную работу и с тех пор никак не могут задвинуть обратно.

«Тихо вокруг, только не спит барсук. Уши свои он повесил на сук и тихо танцует вокруг».

— Давайте чтоб все были здоровы! — Прекрасный тост!

— А мне ведь только тридцать шесть. — Как тридцать шесть? — Да—да. Я моложе вас, Анатолий Ефремович. А на сколько я выгляжу? — На тридцать… пять. — Опять врёте, товарищ Новосельцев!

— Каждая новая метла расставляет везде своих людей. — Надеюсь, ты мой человек? — Конечно! Правда, до этой минуты я был ничей.

Умрёт ли он ещё раз — неизвестно, а цветы пропадают. Шура дёргает их из Бубликова и… ой, то есть из венка из—под Бубликова, делает букеты и дарит женщинам.

— Идите вы… в бухгалтерию!!! — Сумасшедший! — Или ещё подальше!! — А я ещё бесплатные путёвки для его детей доставала! — У, чувырла!!! Ну ладно!

— Мало того, что вы враль, трус и нахал, — вы ещё и драчун! — Да, я крепкий орешек!

Какая занятная репродукция «Джоконды»!

— Грудь вперёд! — Грудь? Вы мне льстите, Вера. — Вам все льстят!

— Вам хорошо, Анатолий Ефремович. У вас... У вас дети. — Да, двое: мальчик и... мальчик. — Ну вот видите? А я совсем одна. Утром встану – пойду варить кофе... И не потому что хочу позавтракать, а потому что так надо. Заставляю себя поесть и иду на работу. Вот этот кабинет и всё это практически и есть мой дом. А вечера!.. Если б вы знали, как я боюсь вечеров! Если бы вы знали... Засиживаюсь на работе допоздна, пока вахтёр уже не начнет греметь ключами. Делаю вид, что у меня масса работы, а на самом деле просто мне некуда идти. Что дома? Дома, дома! Дома только телевизор. Я, видите, даже собаку не могу завести, потому что её некому будет днем выводить. Вот и все дела. Конечно, у меня есть друзья, есть знакомые, но у всех семьи, дети, домашние заботы... Вот видите, превратила себя в старуху. А мне ведь только 36.

— А как вам моя причёска? — Умереть — не встать! — Я тоже так думаю.

— Грибы вас мало интересуют, я так понимаю… — Правильно понимаете. — Ягоды не интересуют? — Только в виде варенья. — А стихи… в виде поэзии… как вы к ним относитесь?

До шкафа мы с ней не дотянули.

— А как же цирк? — Цирка мне вполне хватает в жизни.

— Как же она могла оставить детей, Леонтьева? Она же мать. — Ха! Мать!.. Мать у них был — Новосельцев!

— Куда едем? — Прямо!

— По 50 копеек, Новосельцев. Сдавайте деньги. На венок и на оркестр. — Ну да, если сегодня ещё кто—нибудь умрёт или родится, я останусь без обеда.

Понимаете, Бубликов умер… а потом он не умер…

— Не бейте меня по голове, это моё больное место! — Это ваше пустое место!

Ну, какие у тебя планы на вечер? Какая компания? А мужчины там будут? Ну ты давай, знакомь меня. Я теперь женщинаодинокая…

У меня такая безупречная репутация, что меня уже давно пора скомпрометировать.

— Никому из сотрудников вы бы не позволили себе швырнуть в физиономию букетом. Неужели вы ко мне неравнодушны? — Ещё одно слово, и я запущу в вас графином! — Если вы сделаете графином, значит, Вы действительно меня… того—этого…

Возьмём, к примеру, опята. Они растут на пнях. Если придёшь в лес и тебе повезёт с пнём, то можно набрать целую гору… пней… ой, опят…

— Ничего не скажешь, вы настоящий современный мужчина! — Какое вы право имеете меня так оскорблять?!

— Положите лошадь. — Мне не тяжело. Я сильный.

На Машу Селезнёву мне ничего не жаль.

— Зачем спрятать? — Зачем? А от юбиляра, чтобы он не обрадовался раньше времени. — Ну, давайте спрячем… А куда спрятать? — Я говорю, в шкаф, за сцену. — А, в шкаф.. А влезет? — Впихнём!

— Почему вы всё время врёте? — Потому что я беру пример с вас, Людмила Прокофьевна.