Цитаты из фильма - ДМБ

— Надо ему указательный палец отнимать. Без указательного пальца в солдаты не берут, потому как стерлять нечем. Предлагаю циркулярку. Но если на дому, то и кусачками можно. — Как же я без указательного пальца, дядь Вить, жениться—то буду? — Чё ты с женой указательным пальцем делать—то будешь? — Ну я точно не знаю. Я человек еще молодой.

— Как обычно, в "Националь", или в "Эль Гаучо"? — Сегодня — в военкомат.

Жизнь без армии — это всё равно, что любовь в резинке: движение есть, прогресса нет.

Шмалите, друзья. Скоко хотите. У Чебурашки—Который—Ищет—Друзей парники.

Талалаев раздал всем автоматы, а кому они не достались — саперные лопатки.

— Какой хитрый человек! — Чё спрашивал—то? — Я не понял…

В воздухе носился страшный дух праздника.

— Скажите, военный, а где у вас здесь буфет?

— А—ааа, плохие у вас дела, товарищ призывник. — А у кого они сейчас хорошие? — У вас дела не просто плохие, а ещё хуже. — Чем раньше? — Гораздо. — Кошмар! — Кошмар. — Что будем делать, товарищ контрразведчик? — Будем помогать соответствующим органам выявлять неблагонадёжных элементов в армии. — Я как раз одного такого знаю. — Побожись! — Чтоб мне пусто было! … У дежурного офицера газы. — Поподробнее: какие газы, маркировка, производные? — Газы сугубо удушливые. Производные: копчёная колбаса, сыр «Волна», лимонад «Колокольчик». Срок годности истёк! Как из туалета выйдет — полчаса зайти невозможно: глаза режет!

… Видишь суслика? — Нет. — И я не вижу. А он есть!

Порву, как тузик грелку.

— Беркут! К тебе можно в банеспиной поворачиваться! Повторим? — Говно вопрос!

— Нам так и не удалось выяснить, как тормоза зовут! — Напишите в приписном: «Федя». У него морда толстая, ему пойдёт.

— Не понимает. Год служит, и не понимает. Слышь, ты, тварь дикая, ты плюнь мне в рожу—то, я тебя прошу, как родного.

Пока я его за левую туфлю тащил, то отчего—то представлял, что в этот момент на другом конце города в моей съёмной квартире дико тоскуют по мне братья Улугбек и Максуд.

—Тебя как, Федя, зовут? — Зовут меня Анатолий Васильевич Пестемеев. Я слесарь—инструментальщик четвертого разряда. — А чё ты им—то имя не назвал? — А чё баловать!? Сами документы потеряли. Пусть ищут.

А я ведь догадывался. Как—то оно не так на посадку заходит. Не по—нашему.

В армии главное — не упустить.

Нет, военный — это не профессия. Это половая ориентация…

Есть разные люди: одни Родину от врага защищают, другие жен своих педагогов за сиськи по институтам таскают. И те, и другие могут быть солдатами, только первые уже солдаты, а вторые — ещё нет.

— Как с йети быть? — Йети? Надо чаще мыть. — Да нет, я про снежного человека. — А—а! А это надо с контр—адмиралом посоветоваться, он Атлантиду видел.

— Мам! Мама, я не хочу идти в солдаты. Я боюсь. — Ну надо звать дядю Витю из Ерденево. Он зоотехник, он знает как в армию не ходить.

— Да, о чём разговор?! Пошлите меня куда—нибудь в горячую точку. Снайпером. Я очень усидчивый. — Что—то такое мы вам и прописали. А заодно и вашему другу.

Лютый дед! Таким дедам надо памятники чугунные на вокзалах ставить, а не руки ремнямивязать и никак уж не в вытрезвитель сдавать.

Тут Улугбек сделал трагический промах: вытащил деньги наружу, от чего потерял сознание и передние зубы.

— Будешь ты, Федя, Бомбой… — Почему Бомбой? — Потому что вспыльчивый… Ты, Владик, будешь Штык — потому что стройный… А я буду Пуля — потому что в цель!

— Командиры в кустах не слабятся! — Давайте его на вокзал отведём. Чё ему страдать? Пусть поссыкает… Он вошёл в кабинку и заперся там навсегда. — Выходи, а?.. Может, ему плохо? — Хорошо ему!

— Тому, кто это придумал, надо в головугвоздь забить! — Я его презираю…

— Мне всегда задают три вопроса: почему я в армии, сколько мне лет и отчего у меня волосы на груди окрасились. Начну с последнего: волосы у меня на груди окрасились, потому что я пролил на них ракетный окислитель. Лет мне двадцать девять, скоро юбилей. А в армии я потому, что меня жена с тёщей хотели в сумасшедший дом отдать — за убеждения.

Для хороших людей армия — родная мать, а для плохих — тёща.

— Тётя, а «Наука и жизнь» есть? — Наука есть, а жизни нет. У меня мужик прошлой зимой застудился на рыбалке. Теперь так — не супруг, а сувенир. Только усы стоят. Если бы не вы, солдатики, хоть плачь. Пойдем, щекастик, ко мне в подсобное помещение, я тебе барбарысок насыплю. — Нет, вы уж лучше дайте «Технику — молодёжи».

Я — чёрный дембель, твою мать!

Ладно, заноси. Но! В коридор героя не отпускать — у меня ковры.

Знаю я там по дороге одно место с офигенными циркулями!

— Хочу пи—пи… — Ёлки—палки, военный! Тебя в спешке делали. Вся твоя жизнь — реклама безопасного секса.

— А потом? — А потом все умерли. А я в клинику лёг на анализы. На восемь лет.

— Что будем кушать, мальчики? — Я — много. Оливье и майонеза побольше. У нас в столовке хороший оливье давали много. Однажды я даже в обморок упал, накушался. Меня мастер домой нёс.

Смирна—а! Командир выходит! Сарынь на кичку!

— Дежурный придет — там разберемся. — Эт чего? Я те, дубина, который раз говорю, что я в армию уже ходил. О. А сейчас я племянника провожал. Вон он, лежит, губастенький, обоссанный, весь. Ты проверь, проверь. Слушай, мне через час на дойку идти. Че ты молчишь? Башмаков моя фамилия. Виктор Эдвардович, понимаешь? — Дежурный придет — там разберемся.

Пьяница—мать — горе в семье.

— Гера, ты здесь? — Я здесь, я там, я всегда… — Кто ж так с каптёром разговаривает? Смотри, как надо: чужое, халява, взять, взять! — Что будем пить, девочки?

— Авиационный, без осадка… — Ракетный. Лучшее — детям! — Американским!

Сложный был год: налоги, катастрофы, проституция, бандитизм и недобор в армию. С последним мириться было нельзя, и за дело принялся знающий человек — наш военком. Он собрал всех тунеядцев, дураков и калек в районе, даже глухих определил в погранотряд «Альпийские тетерева». Столько лет уже прошло, а они ещё где—то чудят!

— О, в четыре утра. Отличное время. Делу время — потехе час. Будешь ссаться на людях. Или палец отнимать. — Будь мужчиной, сынок. Как твой пропавший без вести отец.

Понимаешь, Чебурашка—У—Которого—Нет—Друзей, я галоперидолу скушал, а меня в армию тянет всё больше и больше. Что же мне делать, Чебурашка—У—Которого—Нет—Друзей?

— А не прогуляться ли нам, Лариса, осмотреть местные достопримечательности? Излить, так сказать, посильно друг другу горе. — Конечно. Излить посильно...

Дух рано или поздно становится дембелем, а перед дембелем лежат все мечты! Потому что любят его очень — и здесь, и там. В пожарные берут, и в милицию. Там курорты от профсоюза, бесплатный проезд на автобусе. Девки с дойками так и плачут по дембелю… Потому что дембеля больше в армию не берут.

— Жениться кого—то везут. С цыганами и кордебалетом. — Обожаю кордебалет… — А про этого «кого—то» в газете «Гудок» писали. Что он наркотиками торгует через ларьки «Союзпечати». — Красиво жить не запретишь…

Это не овощная база, товарищ призывник. Это то место, где вы интересно и чрезвычайно увлекательно проведете ближайшие два года.

Генерал раздал всем автоматы. А кому не хватило — сапёрные лопатки.

— Слышь, а у тя много долгов на гражданке? — Где—то на пароход… — И чё, типа, они все сюда приедут? — К гадалке не ходи. — Ты, дух, правильный военный… — Мы с тобой в портянках от Версаче домой уедем…

Чао, Буратины! Можете даже писать мне письма «до востребования». Меня зовут Себастьян Перейра, торговец чёрным деревом! Шутка.

Тут в лазарет заходила медсестра. Я её потрогал и лишился покоя. Такая сладенькая: ушки красненькие, носик в угрях, жопатолстая и шершавая, как ананас… Валькирия!

За деда, чудо—богатыря.

— Джигит, иди сюда! — Чего? — Ты маму любишь? — Маму люблю. И тетю Таню люблю. И Олю Крымову люблю, она у нас на заводе в ОТК работает. — А деньги любишь? — Очень.

С верхней полки пердел проказник прапор, а мы мечтали о подвиге.

Я сказал проще: «Полное говно!»

Наш священный долг — защищать Родину и соблюдать правила личной гигиены! Иначе всё у нас пойдёт через жопу. Поэтому для более эффективного следования в часть мы должны сесть в автобус… и проследовать в часть.

Прикольно… Могло быть и хуже.

Молчать! У меня ваш маршал под Кёнигсбергом сортиры чистил, пока я тараном эсминец брал за чекушку! 8 машин положил, а на мне — ни царапины.

Сынок, будь мужчиной, как твой пропавший без вести отец.

Что наша жизнь? Игра! А самая азартная игра начинается тогда, когда на кону, как минимум, твоё здоровье, но ещё прикольней — если жизнь. Можно давать в прикуп.

— Армии солдаты нужны. В армии без солдат абсурд и коррупция. Щас урегулируем. С присущей всем армейцам смекалкой майор налил два стакана водки. Один он заставил выпить прапора, а другой стакан офицер употребил сам. Прапор выпил… и опал, как озимые.

— У нас убеждения. — Какие такие убеждения? — Мы веруем в Господа нашего, Говинду, а он нам в людей стрелять не велит. — Всё, вы нам подходите. И говинда ваша ничего. Жидковата, но ничего. И стричь вас опять же не надо. И люди вы, видно, выносливые: 4 часа «Харе Кришну» орать — это не каждый сдюжит… Пойдёте в химвойска.

Есть ещё волшебная русскаятрадиция оставлять на могилах усопших разного рода свежие продукты и напитки.

— Отсюда, ребятки, наша Родина диктует свою непреклонную волю остальному мировому сообществу. — Может, бахнем? — Обязательно бахнем! И не раз! Весь мир в труху!… Но потом.

Видите этих прекрасных парней во главе со старшим сержантом Лавровым? Им ноги мыть по сроку службы не положено, а чистоту они любят. Будете им портянки стирать с детским мылом: дембеля микробов боятся.

Без свадьбы только мухи женятся.

Бывайте, ихтиандры х*евы!

К гадалке не ходи!

Надышаться можно только ветром…

— Вопросов нет. Дайте меню. — Я сам меню. Булка с маком, баба с ромом, эклеры, сигареты «Прима», вода «Колокольчик». — А кофе? — Кофе только офицерам. От кофе нервы. Приказ генерала.

— Что, солдат, ссышься?! — Так точно, ссусь! — Ну это, солдат, не беда! Такая сегодня экологическая обстановка. Все ссутся… Я ссусь… И даже главком пысается, бывает, — но по ситуации! Что ж нам из—за этого, последний долгРодине не отдавать? Твой позорный недуг мы в подвиг определим: пошлём в десантники. Там ты ещё и сраться начнёшь.

Нет, Марина, к Баринову на день рождения не ходи. И к Толяну не ходи. А к тётеВере ходи.

— Толя, что же ты всю нашу работу пожёг? — Я не нарочно. Эксперимент это был. На предмет рационализаторского предложения. — А нельзя было хотя бы бухгалтерию со столовой оставить? — А чё это? — Сегодня получка должна была быть. — Я не подумал. — Не подумал! Теперь думай, как с первым поездом в войска укатить — а то засадють в клетку, как жирафу.

Солдаты! Вы знаете, что я вам могу сказать, и я знаю, что вы мне можете ответить. Короче, служите!

— Надо ему указательный палец отнимать. Без указательного пальца в солдаты не берут, потому как стрелять нечем. Предлагаю циркулярку. Но если на дому, то и кусачками можно. — Как же я без указательного пальца, дядь Вить, жениться—то буду? — Чё ты с женой указательным пальцем делать будешь? — Ну, я точно не знаю, я человек ещё молодой…

Если бы вы знали моих друзей. Я им денег немало был должен. Хотя они сами нарывались. В руки купюры совали. В лицо кидались.

Вами весь пункт провонял!

— Пришивайте подворотничок к воротничку. — А мы не умеем. — Никто не умеет… Дело не в умении, не в желании, и вообще ни в чём. Дело в самом пришивании подворотничка.

— А кормят здесь как? — Сухари и вода. — Вот те на! Товарищ демебль, а когда нам кушать дадут? — Никогда, товарищ дух — это армия…

— Тунгусы. По—русски ни хрена не понимают. — А я и не знал, что у нас тунгусы служат. Они повымерли же. — Они, наверно, по обмену. К нам в институт по обмену тоже не пойми кого присылали. С лишаями, как правило.

Максуд, как я восхищаюсь твоим умом и мужеством! К тебе доллары так и липнут.

В отличие от всех остальных в армию я пошёл по духовным соображениям.

После банипрапор в качестве первичного ознакомления с местом несения службы показал нам установку запуска меж­конти­нен­таль­ной ракеты. — Это, бойцы, секретный объект. И Бомба тут же наступил в собачью какашку.

Армия — не просто доброе слово, а очень быстрое дело. Так мы выигрывали все войны. Пока противник рисует карты наступления, мы меняем ландшафты, причём вручную. Когда приходит время атаки, противник теряется на незнакомой местности и приходит в полную небоеготовность. В этом смысл, в этом наша стратегия.

— А вы помните, что вчера товарища генерала за погон укусили? — Не согласен. Что погулять мог — да. Цыгане, тем более. Мы должны иметь некоторый гражданский отдых. Но чтобы генерала, да еще за такое место — нет! Отставить! У нас субординация и выслуга лет! За мной!

Дежурный придёт, там разберёмся.

А это чувак с плаката «Не хватайся за оголённый провод».

Взятку предлагал… Но не дал.

— Ты не гони на мой желудок. Я в детстве подшипник переварил. — Он еще и идиот…

Природа не храм, и уж тем более не мастерская. Природа — тир, и огонь в нём надо вести на поражение.

— Если в «горячую точку» пошлют — наградят звездой, квартира без очереди, и, конечно, везде без очереди. — А если ногу оторвёт — то в собесе деревянную дадут, попугая—матершинника и чёрную метку.

Потом к нам привели генерала—ветерана. В орденах чуть не за взятие Шипки.

— Есть такое слово: «Надо»! — А я тогда присягу принимать не буду! — Эх, дружок, молод ты… Не ты выбираешь присягу, а присяга выбирает тебя! Прапорщик, запишите эти простые, но в то же время великие слова.

— Ну раз ты такой молодой, то тогда тебе надо по—маленькому в штаны ходить. иначе говоря, ссаться. По—научному — энурез. С энурезом тоже не берут. — Я ссаться не хочу! Я брезгую. И потом, как же я по—маленькому буду, если меня бабушка в одно и то же время приучила? Ровно в четыре утра. Бабушка у нас доярка была. У нее в пять дойка начиналась. Брала, значит, меня, малыша, и на очко.

— Здесь такие замечательные склепы. Прошлый век, чугунное литье. — Обожаю склепы. Обожаю чугунное литье.

Какой Вы ненасытный, гардемарин.

Зинаида — к маме, с чемоданами! А вы, молодой человек, наденьте брюки — и ко мне с зачёткой. Потом в армию. Годы у вас подходящие.

Да, жизнь — это колода карт. Мне было душно от мира. Мир ко мне симпатий тоже не испытывал. Надо было сделать выбор. В монастырях не давали курить, в тюрьмах — пить, оставалась армия. Армия — прекрасная страна свободы… и от мира, и от себя.