Бисмарк - цитаты и высказывания

Государственному деятелю в кабинете или палате нетрудно трубить в боевой рог в унисон с популярными веяниями, сидя при этом у камина, и произносить с трибуны громовые речи, предоставляя решение вопроса о том, завоюет ли его система победу и славу, мушкетеру, истекающему кровью на снегу. Нет ничего легче этого…

Маленькая экзекуция делу не повредит.

Никогда не воюйте с русскими. На каждую вашу военную хитрость они ответят непредсказуемой глупостью.

Симпатии и антипатии как свои, так и других людей, по отношению к иностранным державам и личностям я не могу оправдать перед своим чувством долга, которое испытываю, служа моей стране на дипломатическом поприще. В этом уже есть зародыш неверности правителю или стране, которой служишь.

Политика есть искусство приспособляться к обстоятельствам и извлекать пользу из всего, даже из того, что претит.

Господа военные ужасно осложняют мне жизнь!

Вы не можете от меня требовать, чтобы после сорока лет, посвященных политике, я вдруг вообще ничего не буду делать.

Люди, вчера еще не знавшие меня, а также те, кого я сам еще не знаю, относятся ко мне с предупредительностью, и часто я чувствую дружеское пожатие незнакомой руки.

Что делать! Смолоду люблю длинные сосиски и коротенькие проповеди...

С джентльменом я всегда буду наполовину большим джентльменом, с мошенником — наполовину большим мошенником.

Евреи способствуют появлению определенной искры в различных немецких родах, и этого нельзя недооценивать.

Люди все же еще намного глупее, чем я о них думал.

Я придерживаюсь того мнения, что каждой религии должна быть предоставлена полная свобода...

Мы [Германия] живем в Европе не в одиночку, а между тремя державами, которые относятся к нам с завистью и ненавистью.

Борьба повсеместна, без нее нет жизни, и если мы хотим жить дальше, то мы должны готовиться к грядущим сражениям.

Даже самый благополучный исход войны никогда не приведёт к распаду России, которая держится на миллионах верующих русских греческой конфессии. Эти последние, даже если они впоследствии международных договоров будут разъединены, так же быстро вновь соединятся друг с другом, как находят этот путь друг к другу разъединённые капельки ртути. Это неразрушимое Государство русской нации, сильно своим климатом, своими пространствами и своей неприхотливостью, как и через осознание необходимости постоянной защиты своих границ. Это Государство, даже после полного поражения, будет оставаться нашим порождением, стремящимся к реваншу противником, как это мы и имеем в случае с сегодняшней Францией на Западе.

Наше положение теперь другое, чем прежде.

Бонапартизм тем и отличается от республики, что ему нет надобности силой распространять свои принципы управления. Даже Наполеон I не старался навязать свою форму правления тем странам, которые прямо или косвенно не были присоединены к Франции; они, состязаясь друг с другом, добровольно подражали ему.

Мне иногда приходит в голову спасти человеческую жизнь.

Может статься, Германии суждено Богом еще раз прийти в упадок и затем снова подняться на вершину славы, на новой республиканской основе, но нас это уже не касается.

Поскольку государственная машина стоять не может, правовые конфликты легко превращаются в вопросы власти; у кого в руках власть, тот действует по своему разумению.

Если кусаться, так до крови!

Моя крепкая натура быстро справилась с болезнями, особенно с тех пор, как мне в умеренных дозах прописали игристое вино.

Я нахожусь в состоянии, которое должен назвать хронической болезнью. Она выражается в различных физиологических недугах, в основе которых лежит нервное истощение, и затрудняет мне длительную интеллектуальную деятельность.

Широкое распространение пива было печальным явлением. Оно делает человека глупым, ленивым и слабым. В нем источник демократического политиканства. Предпочтительно хорошее хлебное вино.

Все несчастья происходят оттого, что мы не умеем сидеть дома.

Мой идеал — не империя, которая вынуждена собирать матрикулярные взносы под дверьми отдельных государств, а империя, которая сама могла бы выплачивать деньги отдельным составляющим ее государствам, поскольку держит в руках главный источник здоровых финансов, косвенные налоги.

В Богемии раскол между немцами и чехами местами уже настолько проник в армию, что в некоторых полках офицеры этих национальностей не общаются между собою и едят отдельно.

Историю можно только подталкивать. Но если ее треснуть по спине, она может обернуться и хватить кулаком.

Франция есть нация нулей, стадо. У нее много денег и много изящества, но нет личностей, нет индивидуального чувства достоинства, разве только в массе. Это тридцать миллионов покорных кафров, из которых в отдельности ни один не имеет ни голоса, ни значения.

Угроза другим государствам с помощью революции — это излюбленное занятие Англии.

На вопрос, тяготею ли я к России или к западным державам, я всегда отвечал, что я тяготею к Пруссии, а мой идеал политика — непредвзятость, независимость в принятии решений от симпатий или антипатий к чужим государствам и их правителям.

Чем больше опираешься на старые формы, тем легче будет сделать все дело.

Административные постановления отнюдь не выигрывают ни в смысле честности, ни в смысле своего соответствия существу дела от того, что они принимаются коллегиально.

Я добр с друзьями и жесток с врагами.

Я… Бисмарк. В моей груди стучит сердце прусского офицера, и это самое ценное, что есть во мне!

В наших фракциях подлинным центром кристаллизации является не программа, а личность — парламентский кондотьер.

Австрия всегда имела гигантский желудок и скверное пищеварение.

Я хотел бы только быть моложе.

Русские долго запрягают, но быстро едут.

Для разрушения созданного, может быть, потребуется меньше усилий, чем было затрачено на созидание.

Линия прусской политики диктуется, по моему мнению, двумя различными целями, одной — более далекой, другой — лежащей ближе. Лежащая далее и большая — национальное единство Германии.

Я никогда не посоветую Его Величеству начать войну, которая не продиктована глубочайшими интересами Отчизны.

Время, проведенное во Франкфурте—на—Майне, было для меня приятным.

Политика — не точная наука.

Если вообразить себе такое положение, что все немецкие династии внезапно оказались бы устраненными, то представляется маловероятным, чтобы среди трений европейской политики немецкое национальное чувство способно было обеспечить единство всех немцев в международно—правовом смысле, хотя бы только в форме федерации ганзейских городов и имперских деревень. Лишившись связующего начала, которое заложено в сознании сословной общности владетельных князей, немцы стали бы добычей более крепко спаянных наций.

Даже при незначительном отклонении от правильного пути расстояние, отделяющее от него, нарастает нередко с такой быстротой, что прежняя стезя становится уже недостижимой, а возвращение к перепутью, откуда начались блуждания, — невозможным.

Быть в составе большинства — участь скотского быдла.

Вплоть до моей отставки мне всегда удавалось благодаря личному доверию ко мне императора Александра III устранять недоверие, которое возбуждалось у него извращениями фактов иностранного и отечественного происхождения, а иногда возбуждалось подводными течениями наших военных кругов.

В моем возрасте мне был дорог не мой пост, а только выполнение долга.

На либеральную партию я не обращаю никакого внимания; они хотят невозможного. Они как русские, которые зимой едят вишни, а летом требуют устриц.

Политика — неблагодарное дело, потому что покоится на случайностях и предположениях.

Чиновники — это трутни, пишущие законы, по которым человеку не прожить.

Мы [Германия] можем вести политику лишь с учетом той Франции, которая есть в наличии, но не исключать ее из комбинаций.

Поскольку жизнь государства не может замереть ни на миг, то тот, кто обладает властью, должен ее применять.

Я так доволен положением посланника Его Величества в Париже, что не просил бы ничего другого…

Моя гордость требует от меня повелевать, а не исполнять чужие приказания.

Для немногочисленных знаменитых государственных деятелей… любовь к Отечеству была движущим мотивом, который привел их на службу. Однако гораздо чаще это делало честолюбие, желание повелевать, стать знаменитым и служить объектом восхищения. Должен признать, что и я не свободен от этой страсти.

Король должен уметь спать.

Мы [Германия] вооружены, вы [Франция] нет.

Я люблю сельскую жизнь, лес и природу.

Русская печать, русское общественное мнение указали на дверь старому могучему и надежному другу, какими мы [Германия] были.

Два европейских соседа [Россия и Германия], которые за сто с лишним лет не испытывали ни малейшего желания стать врагами, должны уже из одного этого обстоятельства сделать вывод, что их интересы не расходятся.

Германское единство стало неразрывным, и я уверяю вас, что разрушить это единство будет намного тяжелее и стоить больше крови, чем создать его.

Цветок цветет только в определенную пору, и когда он отцвел, необходимо дать созреть плодам.

Договор имеет свои изъяны, но так он крепче.

Никогда не воюйте на два фронта.

Я стану или величайшим негодяем, или величайшим преобразователем Пруссии.

Только глупцы хватаются за одряхлевшие формулировки.

У Германии, нет никаких интересов препятствовать тому, чтобы Россия, которая должна же предоставить своей армии где—то действовать, искала этой возможности лучше в Азии, чем в Европе.

Взвешивание вопроса, правильно ли то или иное решение, нужно ли отстаивать и проводить то, что признано правильным на основании недостаточных предпосылок, — тяжело для человека добросовестного и честного. Трудность усугубляется тем обстоятельством, что проходит много времени, часто многие годы, прежде чем в политике можно убедиться, правильно ли было предполагавшееся и осуществленное.

Великие вопросы времени решаются не речами и резолюциями большинства, а железом и кровью!

Фауст жалуется на то, что в его груди две души; в моей же их таится множество, и они не ладят между собой.

Эти болтуны, либералы, не могут управлять… Я должен оказывать им сопротивление, у них слишком мало ума и слишком много довольства, они глупы и нахальны.

Кто не хочет сотрудничать в деле защиты государства, тот не принадлежит к государству, не имеет в нем никаких прав, он должен уйти.

В том, что мы [Германия] спотыкаемся на каждом шагу, повинна в немалой степени наша политическая незрелость.

Никто не может заблуждаться относительно того, что, когда Франция станет достаточно сильной для того, чтобы нарушить мир, мир будет нарушен.

Когда у меня бывают гости, я, как мелкие провинциалы, должен сам заботиться о том, чтобы стулья были на местах и чтобы все было в порядке, даже в моей рабочей комнате.

Горе тому государственному деятелю, который не позаботится найти такое основание для войны, которое и после войны еще сохранит свое значение.

В двух направлениях император Вильгельм II не остался чужд наследию Фридриха—Вильгельма II. Одним из них является сильное сексуальное развитие, а другим — известная восприимчивость к мистическим влияниям.

Мне с трудом дается произношение русского звука "ы". Но я решил осилить даже это варварское звучание.

Для меня направление нашей политики определялось не вероисповедной целью, а лишь стремлением возможно прочнее закрепить единство [Германии], завоеванное на поле брани.

В Берлине я знаю лишь очень ограниченный круг людей, которые говорили бы без горечи о нашей внешней политике.

Англия знает, чем мы [Германия] ей обязаны.

Форма, в которой прусский король будет осуществлять свою власть над Германией, никогда не имела для меня большого значения. Однако достижению этой власти я посвятил все силы, которые даровал мне Господь.

Немецкое единство искусственное и император тоже.

Русские, впрочем, могли бы требовать не столь умеренно, но больше.

С детства я привык ложиться не ранее двенадцати часов. Обыкновенно я засыпаю тотчас, но затем просыпаюсь в час или два и уже долго не могу заснуть. В это время я обдумываю разные дела, мысленно составляю депеши — конечно, не вставая с постели.

Нехорошо убивать безоружных животных.

Ненависть безгранична и превосходит все мои ожидания.

В первой половине дня я исполнен недовольства, после обеда полон благими чувствами.

Я мечтаю об одном сохранить в Европемир, а это мне удается не всегда...

Правительство не должно колебаться. Раз выбрав дорогу, оно должно, не оглядываясь направо и налево, идти до конца.

Хорошего политика можно сравнить с рыболовом, терпеливо ждущим поклевки.

Для меня вопрос о социалистах, как вопрос арьергардного боя.

Смею вас заверить, что в мирное время всех прусских генералов надобно, как псов, держать на железной цепи, а во время войны их надо вешать...

Никто из моих политических товарищей, из моих многочисленных знакомых не навещает меня… Меня избегают как зачумленного.

Вы не можете капитулировать, вы должны воспротивиться насилию, хотя бы это и было сопряжено с опасностью для жизни.

Государственный деятель подобен путешественнику в лесу: ему известен маршрут похода, но не та точка, в которой он выйдет из леса. Также и политик должен прокладывать торные дороги, чтобы не заблудиться.

Дураки говорят, что они учатся на собственном опыте, я предпочитаю учиться на опыте других.