Артур Шопенгауэр

Глубокие истины можно только усмотреть, а не вычислить, то есть впервые вы познаете их, непосредственно осененные мгновенным впечатлением.

В Индии наши религии никогда не найдут себе почвы: древняя мудрость человечества не будет вытеснена событиями в Галилее. Напротив, индусская мудрость устремляется обратно в Европу и совершит коренной переворот в нашем знании и мышлении.

Нет лучшего утешения в старости, чем сознание того, что удалось всю силумолодости воплотить в творения, которые не стареют.

Газеты — секундные стрелкиистории.

Если подозреваешь кого—либо во лжи – притворись, что веришь ему, тогда он лжет грубее и попадается. Если же в его словах проскользнула истина, которую он хотел бы скрыть, – притворись не верящим; он выскажет и остальную часть истины.

При каждом новом знакомстве, в большинстве случаев, первой нашей мыслью бывает, не может ли данный человек быть нам в чём—нибудь полезен; и если он этого не может, то для большинства, как только они в этом убедятся, и сам он будет ничто.

Всякий сброд до жалости общителен.

Средство не может быть дороже цели.

«Жить счастливо», значит «жить менее несчастливо».

Между гением и безумным то сходство, что оба живут совершенно в другоммире, чем все остальные люди.

Мужество допускает такое объяснение, что человек добровольно идет навстречу беде, грозящей ему в текущую минуту, дабы тем предотвратить еще большие в будущем беды, между тем как трусость поступает наоборот.

Равномерность течения времени во всех головах доказывает более, чем что—либо другое, что мы все погружены в один и тот же сон; более того, что все видящие этот сон являются единым существом.

В смертиэгоизм подвергается, вследствие уничтожения собственной личностичеловека, полнейшему расстройству и раздроблению. Смерть поэтому представляет поучение, которое даётся эгоизму ходом естества.

Самым подходящим обращением людей друг к другу вместо: «милостивый государь», «sir» и т.д. должно бы быть: «товарищ по страданию».

То, что людьми принято называть судьбою, является в сущности лишь совокупностью учиненных ими глупостей.

Если бессмыслицы, какие нам приходится выслушивать в разговоре, начинают сердить нас, надо вообразить, что это разыгрывается комическая сцена между двумя дураками; это испытаннейшее средство.

Каждый усматривает в другом лишь то, что содержится в нем самом, ибо он может постичь его и понимать его лишь в меру своего собственного интеллекта.

Если произошло какое—либо несчастье, которого уже нельзя поправить, то отнюдь не следует допускать мысли о том, что всё могло бы быть иначе, а тем паче о том, как можно было бы его предотвратить: такие думы делают наши страдания невыносимыми, а нас — самоистязателями.

Каждый ребенок отчасти гений, а каждый гений отчасти ребенок.

Богатство, как соль: чем больше есть, тем сильнее жажда.

Человек должен возвыситься над жизнью, он должен понять, что все события и происшествия, радости и страдания не затрагивают ее лучшей и интимной части.

Большие страдания совсем подавляют меньшие и, наоборот, при отсутствии больших страданий уже самые ничтожные неприятности мучают и расстраивают нас.

Прощать и забывать — значит бросать за окно сделанные драгоценные опыты.

Те, которые надеются стать философами путем изучения историифилософии, скорее должны вынести из нее то убеждение, что философами родятся, так же как и поэтами, и притом гораздо реже.

Женщины могут иметь огромный талант, но не могут быть гениальны, ибо они всегда субъективны.

Смерть — это только преувеличенное, резкое, кричащее, грубое выражение того, что мир собою представляет всецело.

Нельзя не признать, что в национальном характере мало хороших черт, ведь субъектом его является толпа.

Мудрецы всех времён постоянно говорили одно и то же, а глупцы, всегда составлявшие огромнейшее большинство, постоянно одно и то же делали — как раз противоположное; так будет продолжаться и впредь.

Чем больше человек имеет в себе, тем меньше требуется ему извне, тем меньше могут дать ему другие люди.

Каждого человека можно выслушать, но не с каждым стоит разговаривать.

Только тот, кто сам одарен, пожелает себе общества даровитого.

Смерть — вдохновляющая муза философии: без нее философия вряд ли бы даже существовала.

Самое действительное утешение в каждом несчастии и во всяком страдании заключается в созерцании людей, которые ещё несчастнее, чем мы, — а это доступно всякому.

Всякое возмездие... посредством причинения муки, без цели в будущем, представляет собою месть.

Мир невозможен без времени, но и время невозможно без мира.

На честь может притязать каждый, на славу — лишь люди исключительные.

Заботиться о чести, то есть о добром имени, должен каждый, о чине — лишь тот, кто служит государству, и о славе — лишь немногие. В то же время честь считается неоценимым благом, а слава — самым ценным, что только может быть добыто человеком — золотым руном избранных, тогда как предпочитать чин богатству могут лишь дураки.

Время — это всецело последовательность и больше ничего, пространство — всецело положение и больше ничего, материя — всецело причинность и больше ничего.

Богатство подобно морскойводе, от которой жажда тем больше усиливается, чем больше пьешь.

Искренно друзья только называют себя друзьями; враги же искренни и на деле; поэтому их хулу следует использовать в целях самопознания, так как мы принимаем горькое лекарство.

Нет, истина — не продажная женщина, кидающаяся на шею тем, кто ее не хочет; напротив, она — столь недоступная красавица, что даже тот, кто жертвует ей всем, еще не может быть уверен в её благосклонности.

Только кажется, будто людей влечет какая—то сила, находящаяся впереди них, в действительности их подталкивает нечто сзади.

Вполне честно все—таки мы относимся в конце концов лишь к себе самим.

Когда приходит хороший тон, уходит здравый смысл.

При предположении свободной воли всякое человеческое действие было бы необъяснимым чудом — действием без причины.

Самое существенное для нашего благоденствия есть здоровье, а затем средства для нашего содержания, то есть свободное от забот существование.

Если кто в мелочных обыденных житейских отношениях поступает, не принимая в расчет других, ищет лишь собственных выгод во вред прочим, то будьте уверены, что в его сердце нет никакой справедливости, и что он и в крупных делах окажется негодяем.

Никакие деньги не бывают помещены выгоднее, чем те, которые мы позволили отнять у себя обманным путем, ибо за них мы непосредственно приобретаем благоразумие.

Истина проходит через три стадии: сначала её высмеивают, потом ей яростно сопротивляются, и, наконец, принимают как очевидное.

Природа аристократичнее человека. Различия званий и состояний в европейских обществах, а также кастовые различия в Индии ничтожны в сравнении с различиями в умственных и нравственных качествах людей, полагаемыми самой природой.

Вопрос о свободе воли действительно является пробным камнем, с помощью которого можно различать глубоко мыслящие умы от поверхностных, или пограничным столбом, где те и другие расходятся в разные стороны: первые все стоят за необходимостью данного поступка при данном характере и мотиве, последнее же, вместе с большинством, придерживаются свободы воли.

За то, что один испытал наслаждение, другой должен жить, страдать и умереть.

Мир во всех отношениях, безусловно, плох: эстетически он похож на карикатуру, интеллектуально — на сумасшедшийдом, в нравственном отношении — на мошеннический притон, а в целом — на тюрьму.

Девять десятых нашего счастья основано на здоровье. Отсюда вывод тот, что величайшей глупостью было бы жертвовать своим здоровьем ради чего бы то ни было: ради богатства, карьеры, образования, славы, не говоря уже о чувственных и мимолетных наслаждениях; вернее, всем этим стоит пожертвовать ради здоровья.

Обожание не выносит близкого расстояния, так как при личном общении с обожаемым объектом обожание тает, как масло на солнце.

Будущее скрыто от нас — не в настоящем, а в будущем. Время — это посредник между возможным и действительным.

Такой удел людей великих в мире: их тогда лишь признают, когда их нет в живых.

Науку может всякий изучить — один с большим, другой с меньшим трудом. Но от искусства получает каждый столько, сколько он сам в состоянии дать.

Кто придает большое значение мнениюлюдей, делает им слишком много чести.

Жизнь есть то, чего не должно бы быть, — зло, и переход в ничто есть единственное благо жизни.

Академии и философские кафедры тоже служат вывеской, внешней личиной мудрости; но и она здесь большей частью отсутствует, скрываясь где—нибудь в совершенно иных местах.

Богатство подобно соленой воде: чем больше ее пьешь, тем сильнее жажда.

Блистательные, шумные празднества и увеселения имеют в себе внутреннюю пустоту, потому что они громко противоречат скудности и горемычности нашего существования.

Поистине, каждое дитя — в определенной мере гений, и каждый гений — в определенной мере дитя.

Судьба тасует карты, а мы играем.

В одиночестве каждый видит в себе то, что он есть на самом деле.

В болезни или в горе воспоминание рисует нам каждый безболезненный или безнуждный час бесконечно завидным, как потерянный рай. Но переживая наши красные дни, мы не замечаем их вовсе и тоскуем по ним лишь тогда, когда настанут черные.

Мы действуем под влиянием неизменных свойств нашего характера, под влиянием мотивов и сообразно со способностями делая, в силу абсолютной необходимости, лишь то, что нам в данную минуту представляется правильным и должным.

Если слава померкла после его смерти, — значит, она была ненастоящей, незаслуженной, возникшей лишь благодаря временному ослеплению.

Талант достигает цель, которую никто не может достичь; гений — ту, которую никто не может увидеть.

Даже самый величайший гений оказывается решительно тупым в какой—либо отрасли знания; даже самый прекрасный, благородный характер иногда поражает нас отдельными чертами испорченности – как бы затем, чтобы признать свое родство с человеческой расой.

Газеты — это секундные стрелки истории. Но такие большей частью, что не только из худшего металла, но редко и ходят верно. Так называемые передовые статьи в них — это хор к драме текущих событий.

Одному только человекуприрода в виде возмещения даровала как привилегию возможность по произволу заканчивать своё существование ещё прежде, чем она сама поставит предел, так что он не вынужден жить, подобно животному, до тех пор, пока может, но живет лишь до тех пор, пока хочет.

Чуть в какой—либо профессии намечается выдающийся талант, как тотчас же все посредственности этой профессии стараются замять дело и лишить его случая сделаться известным.

То, что есть в человеке, бессомненно, важнее того, что есть у человека.

Самые прекрасные творения каждого искусства, благороднейшие создания гения, для тупого большинства людей навеки остаются книгой за семью печатями и недоступны для него, отделенного от них глубокой пропастью, как недоступно для черни общение с королями.

Как для обыкновенного человека познание служит фонарем, который освещает ему путь, для гения оно — солнце, которое озаряет для него мир.

Человек, призванный к великим подвигам какого—нибудь определенного рода, от юности своей скрыто чувствует это внутри себя и работает в этом направлении.

Я не хотел бы быть Богом, который сотворил этот мир, потому, что страдания этого мира разбили бы моё сердце.

Кто живет в сутолоке дел или удовольствий, не продумывая пережитого, а только лишь сматывая клубок жизни, у того ускользает осмысленная сознательность. Дух его представляет хаос, а в его мысли закрадывается некоторая путаница, что тот час же замечается по отрывочности и бессвязности его беседы.

Нельзя не признать, что в национальном характере мало хороших черт: ведь субъектом его является толпа. Попросту говоря, человеческая ограниченность, извращенность и испорченность принимают в разных странах разные формы, которые и именуются национальным характером. Когда опротивеет один, мы пускаемся расхваливать другой, пока с тем не случится того же. Каждая нация насмехается над другими, и все они в одинаковой мере правы.

По отмирании воли смертьтела уже не может быть тягостной.

Честь — это, объективно, мнение других о нашем достоинстве, а субъективно — наш страх, перед этим мнением.

Истинный характерчеловека сказывается именно в мелочах, когда он перестает следить за собою.

На честь притязает каждый, на славу – лишь исключения, ибо славу можно стяжать только необыкновенными отличиями.

Никогда не поддавайтесь соблазну самовосхваления, даже при неоспоримых правах на это.

Мир — это госпиталь неизлечимых больных

Если бы нас пугала в смертимысль о небытии, то мы должны были бы испытывать такой же испуг при мысли о времени, когда нас еще не было.

Болезнь есть целебное средство самой природы с целью устранить расстройство в организме; следовательно, лекарство приходит лишь на помощь целительной силе природы.

Для того, чтобы добровольно и свободно признавать и ценить чужие достоинства, надо иметь собственное.

Даже Иисус Христос однажды умышленно сказал неправду.

В сущности, только собственные основные мысли имеют истинность и жизнь, потому что собственно только их понимаешь вполне и надлежащим образом. Чужие, вычитанные мысли суть остатки чужой трапезы, сброшенные одежды чужого гостя.

Не говори своему другу то, чего не должен знать твой враг.

Ценна не слава, а то, чем она заслужена.

Кто критикует других, тот работает над собственным исправлением.

Внутренняя пустота служит истинным источником скуки, вечно толкая субъекта в погоню за внешними возбуждениями с целью хоть чем—нибудь расшевелить ум и душу.

Не легко потерять друга вследствие гордого и несколько пренебрежительного обращения, но очень нетрудно вследствие излишнего дружелюбия и предупредительности, которые делают его высокомерным и несносным.

Если кто—то выделяется среди нас, пусть убирается – вот единодушный лозунг посредственности повсеместно.

Народца маленького, обособленного, упрямого, подчиненного иерархической власти, т. е. предрассудкам, презираемого великими совеременными ему народами Востока и Запада; таковы евреи.

Мы только к концу известного периода жизни, а то и к концу самой жизни, можем правильно судить о наших поступках и творениях, понять их связь и сцепление и, наконец, оценить их по достоинству.